it's the moment of truth and the moment to lie
the moment to live and the moment to die
the moment to fight, the moment to fight, to fight, to fight, to fight ©

февральский снег путается в ее огненных кудрях. она не идет, она летит по косому переулку, замечая спешащих родителей с детьми, влюбленные пары. она летит, сжимая пальцами несколько минут назад купленные книги.
девушка заходит в теплое кафе, садится за один из свободных столиков, заказывает глинтвейн и открывает верхнюю книгу из стопки. она быстро перебирает строки книги, заглатывая горячий напиток и происходящие события. она хочет, но не может оторваться от книги.
она убирает выбившуюся прядь. она уже больше не в этом мире, ни в этой вселенной. она там где теплая весна кутает всех в свои объятия, она там где она не она.
девушка даже не слышит, как за окном рушатся здания, как за окном начинается война.

- ну, маааааааааааама! – мальчик лет девяти умоляюще смотрит то на маму, то на витрину со сладостями.
женщина, пытается скрыть улыбку, но не может. – не надолго, теренс. – они заходят в «Кафе-мороженое Флориана Фортескью», окунаясь в море запахов. в одном углу это ванильный, в другом коричный, а там дальше лимонный.
мальчишка выдергивает руку и скрывается среди витрин так быстро, что женщина не успевает за ним проследить. она оглядывается вокруг, рассматривая понравившийся пирог с фисташковым кремом. после долгих уговоров, она все-таки отказывается от него и отходит от соблазна подальше.
она заставляет себя не рассматривать витрины и смотрит в окно, зрелище, которое там разворачивается заставляет ее пронзительно закричать. она не может сдвинуться с места. она не может произнести и звука.
она стоит и смотрит, как тонкий слой белого снега окрашивает в гранатовый цвет. она слышит, но не может поймать в фокус глаза, как какая-то лавка рассыпается на маленькие крупицы.

она крепко держит его за руку. она старается его не отпускать даже на секунду, она просто не может себе позволить целую секунду без него.
она уже точно знает, как будут звать их детей. она точно знает какой у них будет дом, какого цвета обои и как будут звать их кота. они ведь так обожают котов. им просто необходимо завести кота.
она сжимает его пальцы своими, целует его в щеку, а потом падает в темноту. вот так резко.
ее выбили из этого мира, вытолкнули вакуумом куда-то в темноту. где нет ничего и никого. где нет его рук, его глаз. она не услышит, как он кричит, она не услышит, как он вскидывает палочку, пытаясь противостоять темноволосому мужчине, который выпустил зеленую искру прямо ей в грудь.
она не увидит, как он будет ее хватать, как он будет кричать.
она не увидит, как мирный секунду назад переулок, окрасится в багровый цвет. она не увидит зеленых вспышек от смертельных заклинаний. она не услышит, как кричат люди, которые оказались не в том месте и не в то время. она не увидит, как кто-то будет пытаться оказать помощь прямо на месте.
она не услышит, как будут рушиться лавки, как стекла витрин незамысловатым узором будут впиваться в людей.
она не узнает, что такое война.

зима окутывает своим холодом, нагло проникает под одежду. он пытается запомнить их лица. он точно знает, что здесь есть кто-то из министерства. он слышал, как они кричали друг другу, он слышал авроров. или он хотел их слышать?
все лица смешались, спутались, словно карты в колоде. он достает одну из них – смерть.
внутри него все смешалось, он пытается дышать или говорить, но все бесполезно. уши заложило. он чувствует только чьи-то руки. – эй, мистер. я вам помогу, я целитель. – он не видит и не слышит, он не может разглядеть лица. все смешалось и превратилось в кашу. он чувствует только чьи-то руки.
сегодня было ровно девять месяцев, как вы встречаетесь. девять – это число войны.
он ощущает кожей, как разворотило всю улицу. его внутри разворотило примерно также, если не хуже. вспышки все еще продолжаются, он их чувствует. они внутри него раздаются гулким эхом.
война, к которой никто не был готов, началась.

я был вывернут ею первым,
даже выпотрошен, как зверем.
она гонит нас, словно  геринг,
гнал еврейских детей на смерть. ©

я считаю шаги, надеясь, что это поможет мне не уснуть. если быть честной, то я не хочу спать, но разум требует поддержания обычного режима. поэтому после ночи на ногах я делаю вид, что очень хочу спать. я считаю шаги, надеясь, что это поможет мне не сойти с ума.
я жадно вдыхаю холодный воздух. самое сложное – это не забывать дышать.
делаю еще один поворот, еще пара десятков шагов, и я упаду в твои объятия, моя путеводная нить. через несколько шагов так и происходит. – здравствуй. – ты после долго осмотра меня, чуть улыбаешься. я стыдливо прикусываю нижнюю губу, с тобой постоянно так.
знаешь, милая, в последнее время я не сплю. знаешь, милая, мне жизненно тебя не хватает.
мифы не лгут, ты настоящая путеводная нить. мне бы только схватиться за тебя, следовать за тобой, не оглядываясь.
самое важное это не оглядываться, иначе все. иначе пропала.
и я пропала. потому что я оглянулась, а там этот океан крови. милая, знаешь, они привозят их или уже мертвыми, или за секунду до этого. милая, знаешь, я никогда не видела так много смерти. я уже чувствую, как она кусает меня за загривок, жадно хватает меня за запястья и тащит за собой.
ты можешь сколько угодно хмуриться, не очень шутливо. ибо мы-то с тобой знаем, что тебе все это не нравится. задаешь мне свой постоянный вопрос. – агния, сколько ты еще будешь класть свою жизнь на алтарь обреченных?
каждый раз ты задаешь один и тот же вопрос, только слова другие.
каждый раз я стыдливо прожигаю взглядом дыру в асфальте, в книжном магазине или в том, что попадется под руку. просто пойми, милая, так дышать легче. так невозможно забыть, что нужно дышать. потому что когда смотришь на эти обгоревшие, гниющие грудные клетки невозможно не дышать. это рефлекс грудной клетки, тут сколько угодно можно замирать, останавливаться, она все равно продолжит ходить ходуном.
я щурюсь, ловлю твое лицо в фокус глаз. – ровно столько сколько продлиться эта чертова война. – я точно знаю, что она уже началась. я знаю, потому что на моих руках уже побывал аластор. тот самый аластор, который поселился внутри меня. – давай, мы не будем об этом? – мне совершенно не хочется продолжать эту тему.
я закрываю глаза. самое сложное – это не забывать дышать.

я слоняюсь по коридору, словно призрак. иногда мне кажется, что еще пара суток такой работы, и я им стану. я уговариваю себя не закрывать глаза, когда я здесь, мне нельзя.
каждый раз, когда я сдаюсь и закрываю. каждый раз, я вижу, как его несут по этому коридору. как за ним остается красный шлейф, который отмыть почти невозможно. каждый раз, я вижу, как из него вытекает жизнь в этот коридоре. я слышу его голос.
- агния. – он зовет меня так сладко. мне так хочется закрыть глаза.
я не сдаюсь из последних сил. я двигаюсь дальше, я дохожу до стола где сидит привет-ведьма. – здравствуйте, я сюзанна, я привет-ведьма. чем я могу вам помочь? – убейте меня.
я прохожу мимо нее, так и не посмотрев в ее сторону. я двигаюсь к дверям, выхожу. там лестница и люди, снующие туда и сюда. на каком-то из этажей сегодня аншлаг, я благодарю все небесные силы, что не на моем. хватит и тех, что там уже есть.
я, наконец, выбираюсь на улицу. достаю заранее свернутую сигарету и подкуриваю ее. – мне ли тебе говорить, что курение вредит твоему здоровью? – за спиной раздается до боли знакомый голос. я начинаю улыбаться, этот день уже не кажется таким безнадежным.
- ариадна, милая, здравствуй. – я поворачиваюсь к тебе и улыбаюсь. я пытаюсь поймать твое лицо в фокус глаз, но вижу только пламя. это твои огненно-рыжие волосы. я их так люблю, ты ведь это знаешь, милая, да.
- не переводи тему, агния. – ты настаиваешь, а я закатываю глаза. мне кажется, что сейчас я потеряю равновесие. самое главное это не забывать дышать.
я представляю, как ты хмуришься, поэтому продолжаю улыбаться. затягиваюсь и выпускаю облако сигаретного дыма, в глазах все плывет. море волнуется – раз. я хватаюсь за твое запястье, я стараюсь не потерять равновесие. пытаюсь протолкнуть воздух в грудную клетку, уговариваю себя, что сейчас самое время не закрывать глаза. море волнуется – два. мы с тобой шатаемся из стороны в сторону. – с тобой все в порядке? – я слышу в твоем голосе беспокойство. я закрываю глаза. море волнуется – три.
я закрываю, а там он.
его руки в крови, его голос. а точнее полное его отсутствие, губы такие холодные и синие. они выплевывают мое имя вместе со сгустками крови. в висках у меня стучит «война, война началась».
знаешь, милая, аластор всегда говорил, что война начнется ровно тогда, когда его принесут в мунго. и знаешь что, милая? его принесли. – да, да, милая. просто доведи меня до моего этажа. – я выдавливаю улыбку, открывая глаза. я ловлю твое лицо в фокус, твои огненные волосы, твое беспокойство.
я продолжаю вымучивать улыбку. знаешь, милая, ты путеводная нить.

мы уже выходим из кафе, в которое забежали выпить по чашке горячего кофе. я вдыхаю холодный воздух, достаю сигарету, игнорируя твой взгляд. я подкуриваю ее, выхватывая куда-о спешащих людей, смутно знакомую пару в цветочном.
я чуть улыбаюсь, беря за руку свою путеводную нить. знаешь, милая, мне тебя не хватало. ты приносишь с собой ясность мыслей, ты приносишь с собой не отравленный трупный воздух. все достаточно просто, милая.
мы с тобой делаем пару шагов, когда нас в спины нагло целует взрывная волна. я роняю сигарету, отмечая про себя, как забавно она катится вниз, словно я и кусок, называемый сердцем. вакуум в ушах разрезает пронзительный крик, а затем еще один. они не умолкают. и первый мой позыв – закрыть глаза. но я не даю себе это сделать, я ни за что не провалюсь в его объятия. я сжимаю твое запястье сильнее.
арианда – это путеводная нить.
я оборачиваюсь и вижу, как недалеко от нас мужчина склонился над девушкой, которая раскрашивала снег кровью. я поворачиваюсь к тебе, ловлю твой испуганный взгляд. я хватаю тебя за плечи. знаешь, милая, самое трудное сейчас это не паниковать. – милая, просто не паникуй. сделай вдох-выдох. это просто. – милая, я знаю, что это совсем не просто. самое трудное – это не забывать дышать.
- следуй за мной и не отставай, в случае чего доставай палочку, слышишь меня арианда? – сквозь эти безумные крики, раздающиеся тут и там заклинания и взрывы. я едва улавливаю твое легкое кивание головой.
первый мой позыв – взять тебя и бежать. подальше.
знаешь, милая, так было и с аластором, когда его привезли. я быстро хлопаю ресницами, не давая себе закрыть глаза. – мне нужно, чтобы ты смотрела по сторонам, пока я буду оказывать помощь. – мне нужно, чтобы ты уходила отсюда, трансгрессировала и просто сбегала. мне нужно, чтобы ты осталась в живых.
мы добираемся до них очень быстро, краем глаза, я замечаю темную фигуру и искру. – defendo. – я успеваю отразить его заклинание, парень не смотрит на меня. он закрыв глаза, качает девушку, которая уже потеряла сознание. – дайте мне ей помочь, отпустите ее. – я едва расцепляю его пальцы, прикусывая нижнюю губу, увидев зияющую дыру в районе живота.
пахнет опаленной кожей, я закрываю глаза, а там ты и тот же запах. там то же красное море. я прикусываю нижнюю губу сильнее. – я целитель. – слабо произношу я. мне кажется, что прямо сейчас я никто.
я набираю воздуха побольше, пропихивая в себя все это. останавливаю ее кровь, пытаюсь хоть как-то залатать ее. хватаю его за руку и трясу. – трансгрессируйте в мунго, там вам смогут оказать большую помощь.
я отцепляю свои пальцы, и хватаюсь за твое запястье снова. я едва не выпаливаю «уведи меня отсюда», но проглатываю эти слова. я пытаюсь поймать в фокус глаз других людей, чтобы не пропустить нападающего. но замечаю только капли крови. мы уже прилично отошли от той пары, я не хочу оборачиваться, я не хочу увидеть их там снова.
я цепляюсь взглядом за людей, пытаясь найти в них кого-то из министерства или из ордена. мне кажется, что я замечаю там эмму. я проклинаю все, особенно аластора, которого не могу найти. но я слышу его голос, я чувствую запах его крови.
самое трудное – это не забывать дышать. самое сложное – это не закрывать глаза, потому что там будет он – бес, дух отмщения, люцифер или просто аластор.
ариадна – это спасительная нить.
я лишь хочу, чтобы ты повязала эту нить вокруг моего запястья и не отпускала. – держи меня крепче, милая.

Отредактировано Agnia Dragoi (2013-07-09 18:43:44)

The wasted years
The wasted youth
The pretty lies
The ugly truth
And the day has come where I have died
Only to find, I've come alive

Она смотрит в глаза Агнии. Глаза, лишенные привычной, такой родной искры, которая заставляет Ариадну улыбаться. Она  видит осунувшееся лицо, видит потерянность во всем, что делает ее подруга. Ее милая Агния. Скрывать бесполезно. Она поймет то, что нужно без слов. Не будет спрашивать, потому что лишняя рана, лишняя констатация факта лишь усугубит ситуацию. Не нужно делать больно тогда, когда  кругом так много боли и потерь. Ариадна видела это. Ариадна ощущала это сильнее с каждым днем. По глазам Уилфреда, по глазам детей, хотя те, ровным счетом еще ничего не понимали. Глаза Рикона, Роберта и Клары. Она умела читать. Она чувствовала запах крови, этот железный привкус, которым пропитан был воздух больницы. Мрачное место, куда привозили умирать. Она чуяла.
- Хорошо, не будем, - соглашается она в очередной раз, хотя сердце обливается кровью каждый раз, когда  смотрит в ее глаза. Ариадна не умеет лгать, но иногда приходится мириться с тем, что уже является данностью. Да и страх, который мучает ее все сильнее, не позволяет задавать главных вопросов. Когда же это все началось? Устало думает она, потирая виски перед сном. Когда весь мир скатился в состоянии полного мрака и грозовых туч, так смутно напоминающих черепа.  Когда?  Задает себе вопрос, и боится узнать настоящий ответ, потому что правда убивает. А закончится ли? Спрашивает она, когда глаза предательски закрываются, и сон завладевает ее сознанием. Мрачный тягостный сон, который когда-то закончится. Если закончится, конечно.
Они выходят из кофейни, где Ариадна привычно заказывала черный чай с молоком. Она не пьет кофе, и никогда его не любила, в отличие от Агнии. От Агнии, которая всегда зовет ее на чашечку кофе, но Ариадна упрямо пьет свой любимый чай, мечтая о новом чайном сервизе. Но сегодня, пожалуй, можно выпить и чашечку кофе. Совсем маленькую. На улице ветрено и морозно. Февраль очень колючий и злой. Может и Ариадне стоит быть такой же, чтобы Агния наконец то перестала курить? Но Агния хватает ее за руку, так привычно и тепло, что она не может не улыбнуться. Слабо так, но крайне нежно. Агния ее третий ребенок, которого хочет убаюкивать, прижимать к себе, и говорить, что будет все хорошо. Что Аластар поправится, что он не умрет. Он просто не может. Не покинет Агнию сейчас, в такое время. Наверное, проецирует на себя. Убеждает, что Уилфред тоже не покинет ее. По крайней мере, не сейчас, когда-нибудь, в старости. Но даже в старости ей хочется, чтобы они умерли в один день. Глупое желание. Но Ариадна всегда отличалась крайней мечтательностью.
Взрывная волна заставляет ее упасть на землю, прямо в снег. Мороз неприятно колет лицо, но это, в сущности мелочи, потому что кругом раздаются вопли, крики, просьбы помощи. Кругом слишком много крови, чтобы Ариадна поняла - очередное нападение, вылазка Пожирателей. Страх сковывает сильнее, но чувствуя руку Агнии, старается не забывать как дышать.  Ариадна старается сковывать свой страх, потому что знает, ей есть, для кого жить, есть ради кого собраться с силой воли. На просьбы Агнии дышать, она кивает, потому что не время паниковать. Не время поддаваться страху. Хотя, ей страшно. Ей ужасно страшно умереть тут, среди кроваво красного снега и чужих криков. Страшно умереть от заклинания, в адских муках. Они поднимаются с земли, с холодной, мертвой земли, которая впитала в себя столько крови. Страх сковывает голосовые связки, и у Ариадны нет сил кричать. Леди не кричат, сказала бы она раньше, они лишь уходят, спасаются с бегством. Но Ариадна не бежит. Она не бросит Агнию, она должна помочь ей. 
Она снова кивает, пытаясь нащупать во внутреннем кармане свою волшебную палочку. Но какой прок от магии, когда ты толком не знаешь ни одного боевого заклинания? Когда в голове крутятся одни только бытовые. Ты не воин, ты домохозяйка. Ты не воин, ты жена и мать. Тебе нельзя участвовать в этой глупой войне, потому что дома муж и дети. Маленькие Лорна и Рори. Заставляешь себя сжать палочку сильнее, чтобы та не выпала из дрожащих рук, и только лишь кивает, когда подруга просит смотреть по сторонам. Слабо, но все же. Ей приходится брать себя в руки, потому что это неправильно, погибнуть здесь. Это чертовски неправильно, оставить стольких людей без поддержки. Она и  вправду оглядывается по сторонам, чтобы увидеть какую-то угрозу, но вот только что делать? Кричать? Или же попытаться отразить заклинание? Главное не паниковать, Ариадна, убеждает себя Эббот,  главное не паниковать. Быть сильной. Так лучше. Это нужнее.  Сжимаешь палочку так сильно, что, кажется, будто она трещит. Стараешься не смотреть на ту девушку, лежащую на земле, и на ее раны, которые едва ли совместимы с жизнью. Мысли возвращаются в прошлое. В то самое время, когда там, в палате, лежал ее бедный, но горячо любимый Уилфред. Стряхиваешь мрачные воспоминания, пытаясь сопротивляться унынию и мрачным мыслям. Агния, кажется, помогла тем людям, и вы снова идете. Быстро, практически не оборачиваясь. Видишь где-то неподалеку зеленую вспышку, невольно вздрагиваешь.
- Вот там, еще один, - показываешь ты на лежащего на земле человека, стонущего от боли и потери крови.
Страх ранит глубже меча. И кажется, ты уже исколота до смерти.

Смерть – это не самое худшее,
что может произойти с человеком.

Мелкие капельки воды, что замерзли еще где-то в верхних слоях атмосферы, опускались на землю в виде небольших кристалликов льда, словно специально норовя залезть случайному прохожему за шиворот, что бы потом противно растаять на горячей коже. Некоторые из них, самые смелые и дерзкие, находили свою смерть на счастливых лицах прохожих, некоторые, особо удачные, оседали на крышах небольших магазинчиков и домов, устилая поверхность тонким белым слоем.
Маленькая девочка в смешной маггловской шапке бегала кругами и ловила ртом крупные снежинки. Если бы в определенный момент снежинки превратились, скажем, в мелкие осколки стекла, может она подавилась бы ими, и ее маленькое, хрупкое тело забилось в конвульсиях и это избавило бы ее от того кошмара, что начнется минутами позже?
- Выбрали какие-то? Голос цветочницы отрывает меня от созидания вида за окном, и я оборачиваюсь к ней.
- Ах, нет, простите. - Я стараюсь очаровательно улыбнуться, и ни одним мускулом лица не выдать растущие во мне возбуждение и отвращение к милой женщине. -Сегодня такой особенный день, просто важнейший праздник, и мне так нужны особенные цветы... Вы не осерчаете, если я еще несколько минут выберу подходящие? - Женщина улыбается, кивает, что-то лопочет про прелестных мужчин, которые дарят дамам цветы зимой, и отходит к прилавку. Я шумно выдыхаю.
Я никогда не любил ждать, еще больше я не любил безумного разрушения и массового убийства. Каждая смерть - особое таинство, особенный ритуал, танец, где, словно по щелчку, происходит смена партнеров, и в один прекрасный момент ты понимаешь, что твой партнер уже танцует с самым страшным и необратимым, что может быть, и отвлекать от этого ты не собираешься. Знакомьтесь - смерть. Вечная и излюбленная любовница, верная подруга и преданная сестра, которая не терпит конкурентов. Ей безразличен твой статус, твои деньги или любые другие обстоятельства. Если она влюбится в кого-то, то уж точно его достанет, своей костлявой рукой, белоснежной как снег, что кружит за окном. На его фоне отчетливо видны фигуры, которые скрываются в тенях домов, и лишь знающий куда смотреть может заметить вестника смерти. Я решаю, что медлить больше нельзя, излюбленный стилет, который я ласково называю Сашенькой, отблескивает на свету, и я решительно делаю шаг к прилавку, но в туже секунду в лавку залетает какой-то взбалмошный парень, и я поспешно отворачиваюсь,  делая вид, что старательно разглядывают какие-то отвратительные желтые цветы. В голове проносится отчетливый план, мне ничего не стоит развернуться и запустить аваду в этого паренька, а затем и убить цветочницу, но я так ненавижу марать священную аваду для всяких грязнокровок. Тем более зеленая вспышка вызовет преждевременную панику, а мне это очень некстати... Наконец-таки, забрав свои сраные белые лилии, парень уходит, и я начинаю действовать. Взмах палочки, и табличка на входе табличка меняет надпись на "закрыто", пара шагов - и я внимательно вглядываюсь в зеленые глаза девушки.
- Милая, я наконец таки выбрал цветы, что меня заинтересуют. Мне нужны розы. Обычные красные розы, это можно сказать, классика. - Тихий смешок - Но мне нужны все розы, что у вас есть. Все до единой. Девушка восхищенно смотрит на меня, что-то лопочет, и уходит в подсобку за цветами. - Вам нужна помощь?
Получив удовлетворительный ответ, я следую за ней, крепко сжимая в руке стилет. Девушка сосредоточенно вынимает цветы из воды, капельки влаги стекают по ее рукам, она оборачивается ко мне... Одно движение, одно мгновение, один страх в глазах - тонкие струйки крови текут по ее шее, она что-то хочет сказать, но кровь вытекает из ее губ, я осторожно ловлю ее тело, еще теплое и такое податливое, мне нравится каждый миг происходящего, я нежно целую медленно остывающие губы магглорожденой волшебницы, прикусываю за нижнюю губу, слизывая струйки крови, ловлю последнее дыхание ее жизни, и опускаю остывающее тело. Галлеоны за цветы летят на пол. Здесь явно больше нужной суммы, но я никогда не любил мелочиться. Я подбираю цветы, и бросаю одну розу с ее телом.
-С праздником, милая. На улице раздается взрыв, и крики оповещают меня о начале веселья. Шаг на улицу - и следующая роза летит на первый замеченный мною труп - И вас с праздником. Громкий смех тонет в криках улицы.
Неописуемая картина. Паника и кровь, сочетание белого и красного, снег и смерть. Идиллия. На окровавленном снегу лежит труп девушки.
- Одна роза для тебя, - чуть подальше тело парня. Все его тело насквозь пробито осколками, но видно, что он пытался проползти до любимой еще несколько метров. Я громко прыснул. - На, и тебе цветочек. Чьи-то маленькие руки хватают меня за подол. Ну да, та самая маленькая девочка, в смешной шапке. Меня передернуло и ужаснуло, словно кто-то невидимый услышал мои мысли. Осколки витрины впились в хрупкое тело, напоминающее треснувший леденец, смертельно раня крошку. Мне всегда нравились блондинки. У них кожа от природы молочная, поэтому нa вискaх проступают нежно-синевaтые вены, a пропитанные кровью волосы смотрятся кaк светлый шелк через рубиновое стекло. Она булькает, я чувствую эту просьбу о помощи, ей так больно говорить, больно плакать, слезы беззвучно кататься по полноватым щекам, я опускаюсь на колено, и я стираю ее слезы большим пальцем.
- Я помогу, принцесса. Все будет хорошо. Я сделаю так что бы стало легче. - Я мягко беру девочку на руки, ее рот открывается в немом крике, ей так больно, мне так жалко. Мне правда очень жаль. Каким бы чудовищем я не был, но смотреть на страдания детей всегда больно. - Закрой глаза, маленькая, будет немного щипать. Девочка послушно закрывает глаза, хотя я вижу, что даже движение век приносит ей страшную боль. Я сжимаю все еще окровавленный стилет в руке. Я знаю, как сделать это безболезненно, рука не дрогнет, только миг. Тело вздрагивает лишь на долю секунды, а затем успокаивается навсегда. Стоит лишь представить, что она уснула. Долгожданный сон, после вечной агонии, сон про черное озеро, и высокие башни Хогвартса, про уютную гостиную хаффлпаффа, а я уверен, что все хорошенькие девочки попадают на Хаффлпафф. Вот она оканчивает школу, и работает в Мунго, из нее выйдет прекрасный целитель, она будет пить кофе поутру с колмедиком из своего отдела, она выход...
- Ну и чего ты тут сидишь? Надевай... Знакомый голос, это явно обращались ко мне, я оборачиваюсь, но тот уже пал от чьего-то заклинания. Ааа, вот и девушка, что так смело пытается сопротивляться нам. Что-то авроры сегодня рано. Ладно, когда это меня останавливало? Я поднимаюсь на ноги, все еще держа мертвую девочку на руках. Если меня приняли за отца, почему бы этим не воспользоваться. Несколько девушек оказывают помощь, и я неспешно направляюсь к ним. На лице - вселенская печаль. В душе – сумасшедшее веселье.  Мимо меня проносится пара заклятий, одно попадает прямо в сантиметрах от меня. Однако я ничего и ни кого не замечаю. Я убитый горем отец. Правильно, продолжай внушать себе это.  Передо мной возникает молодой паренек, явно аврор, который только и палочку то научился держать правильно, и если уж веселиться - то перед ним.
- Мистер ... Я весь трясусь от слез... - Моя дочь... Она ранена, мистер, прошу... Я настолько убедителен, что верю в это сам, дрожащими руками отдавая тело маленькой девочки в руки аврора. - Умоляю, помоги ей.. Я оглядываюсь по сторонам, но понимаю, что до нас нет никому дела, нас словно бы и нет в этой толпе. Сзади гремит взрыв, и улица заливается огнем, знаю что это, наверняка, работа моей любимой крошки Алекто, и понимаю, что хватит дурачиться и ломать комедию. Маленькая девочка, цветочница, один автор - поселились и хватит. Пора работать. Я поворачиваюсь к аврору, на лице расцветает хищный оскал.
- Сер, простите, мне так жаль, но она... Она мертва.
- Да-да, сам знаю. Как и ты, в общем-то.
Я резко воткнул стилет в его шею и рaзрезaл ее до ключицы, повернул лезвие в горле. Руки парня поднялись, будто сaми по себе, и слaбо вцепились в мои. Аврор брыкнулся еще рaз, замер, и рухнул на снег. Теперь медлить нельзя. Я прячу лезвие, его место занимает волшебная палочка. Я не сумасшедший, просто я четко знаю, когда место для заклятий, а когда и можно запачкать руки в крови. И еще знаю, что даже большинству пожирателей такие действия не по нраву, но я глубоко хотел плевать на чужое мнение. Холодное оружие слишком дорого мне, что бы поручать все самое интересное магии.  Взмах, и на мне маска пожирателя, еще взмах и…
- Morsmordre – в небе медленно возникает черная метка - череп со змеёй, выползающей изо рта. Что бы не было сомнений, кто здесь сегодня веселится.  Снова взмах - отражаю чье-то заклинание. Боковым зрением замечают хрупкую женскую фигурку –Lacero! мое любимое заклятие просто разрезает кожу девушки, оставляя настолько глубокий порез, что и не всякий хороший колмедик справится. И снова цветок летит на ближайшее тело. Я медленным, почти танцующим  шагом направляюсь к своей любимой кошке - фигурку Алекто я узнаю в любой толпе.

Алисе всегда кажется, что она бежит слишком медленно, будто во сне. Ноги спотыкаются на взорванной мостовой, перед глазами возникают испуганные лица, все они движутся к ней навстречу, но не так быстро, кажется Алисе, не так быстро, как могли бы, если бы она умела бежать быстрее. Дети испуганно отшатываются с дороги, их глаза просят о помощи, Алиса пробегает мимо — иногда нужно не останавливаться, это первое, чему учат в аврорате. Сначала бить — потом спасать. Вы не герои в белых одеждах, вы магическая полиция для особо опасных преступников.

День начинался слишком хорошо, а Алиса слишком быстро верила в хорошее. Последние две недели после убийства Министра Магии авроры буквально ночевали на работе, и Алиса чаще спала на маленьком диванчике в углу большой комнаты, наполненной постоянными хлопками аппарации от коллег, возвращавшихся с заданий, их голосами, озвучивающими отчеты Аластору, чем добиралась до дома, куда, впрочем, все равно заходила каждый день покормить животных. И вот, после этих долгих дней на работе наконец-то настал выходной, общий для нее и для Фрэнка, и Орден отпустил их на целый день, и неожиданно для февраля вышло солнце... ну как Алиса могла не поверить. От этого ее не отучили.

— Сначала мороженое. Нет, сначала книги. Ты же еще хотел посмотреть метлы? И я думала зайти в «Волшебный зверинец» — только посмотреть, правда! — у Алисы разбегались глаза, будто она в Косом переулке в первый раз, и только рука Фрэнка, казалось, удерживала девушку от того, чтобы та начала бегать от магазина к магазину, заглядывая в витрины и трогая все подряд. У них очень давно не было впереди целого огромного свободного дня (подумать только, а раньше летние каникулы казались короткими), когда можно бродить, не зная дороги, заходить в любые попавшиеся на пути места и следовать каждому возникающему желанию. Алиса счастливо улыбалась мужу, то и дело прижимаясь к его плечу щекой и заглядывая в глаза, словно в поисках подтверждения: это все правда, и это будет правдой еще много часов, не беспокойся. И уверенный взгляд Фрэнка говорил все это своей жене, а Фрэнк, конечно, не мог ошибаться.

Когда муж оставил Алису на пороге книжного магазина, она, словно опьяневшая от счастливого зимнего дня, даже не успела остановить его. Ну и что, ничего страшного, ведь правда? Он сейчас вернется. Он всегда возвращается. Алиса не сумела уговорить себя дождаться его на пороге, открыла тяжелую дверь «Флориша и Блоттса» и с улыбкой на лице вдохнула запах книг, спокойствия и уюта. Как всегда, глаза разбегались, Алиса брала одну книгу, краем глаза замечала другую, складывала их в парящую рядом корзинку, открывала толстый том на середине и будто ныряла в него, наслаждаясь буквами, словами и фразами.

Грохот сначала показался игрой воображения, слишком впечатлившегося историей битвы троллей и великанов, но дрожь пола под ногами заставила Алису резко вскинуть голову и встретиться глазами с испуганным взглядом продавца. Внутри поднимается отчаянное, молящее: «Нет, пожалуйста, только не сегодня», — и пораженческие мысли сразу захлестываются вопросами. Они возникают в голове уже на бегу, тяжелую дверь Алиса распахивает волшебной палочкой, на улице ее неожиданно встречает не холодный воздух, а горячий — перед глазами языки пламени на каких-то падающих с воздуха деревяшках (кажется, это обломки скамеек), пожилая женщина неумело пытается сбить с рукава огонь, забыв про волшебную палочку; Алиса не останавливается: «Где это все началось? Кто взорвал половину переулка? Как дать знать в аврорат? Этот мужчина мертв или без сознания? Куда ушел Фрэнк?»

— Expecto Patronum! — из волшебной палочки вырывается серебристый дельфин, он рассеивается в воздухе, отправляясь к Аластору Муди. Впереди наконец-то появляются стоящие, а не лежащие фигуры, и Алиса пытается оценить обстановку на бегу, левитируя с дороги разбросанные и горящие куски оконных рам, зонтики из кафе и какой-то странный предмет, формой похожий на человеческую руку. Конечно, это может быть Рука Славы из магазина «Борджин и Берк», именно так, Алиса. У тебя нет времени думать об этом. Честно говоря, у тебя нет времени думать ни о чем. В бок что-то толкает, и Алиса слетает с намеченной траектории, падает на колени, резко вскакивает — как раз вовремя, чтобы увидеть, как человек в мантии и маске направляет волшебную палочку прямо на нее.
«Protego!» — инстинктивно защищает себя Алиса, невербальное заклинание отклоняет луч противника и Алисе удается уронить его на землю, обездвижить, а потом опутать веревками. Поверженный Пожиратель (да, можно больше не успокаивать себя мыслью о случайном взрыве, уже выученная наизусть маска ясно дает понять, кто устроил переполох в Косом переулке) дает возможность оглядеться, и Алиса обнаруживает, что оказалась в самом центре бойни, хотя еще несколько минут назад перед ней было только несколько фигур в темных плащах.

«Expelliarmus! Protego! Stupefy!» — с этими безликими врагами нелегко справиться, Алиса не останавливается ни на секунду, уворачиваясь от заклинаний и посылая ответные, и где-то в этой пляске она натыкается не на прорези в маске, а родные карие глаза, чуть прищуренные и смотрящие куда-то чуть правее Алисы. Она непроизвольно следит за взглядом Фрэнка и видит, как, кажется, женская фигура заносит палочку, чтобы сразить ее мужа до боли знакомым зеленым лучом.

— Locomotor камень! — позабыв о невербальности, Алиса не пытается отразить заклятие Алекто Кэрроу, а просто запускает в ее руку первым попавшимся на глаза осколком мостовой, чтобы луч искривился и ушел в воздух в сантиметрах от Фрэнка. Алиса заносит палочку, чтобы разобраться с волшебницей, но неожиданно все вокруг освещается не уже привычным красным отблеском огня, а изумрудным оттенком. Непроизвольно Лонгботтом поднимает глаза к источнику света и болезненно кривит лицо. Она уже видела этот череп с выползающей изо рта змеей. Черная метка — значит, будет много жертв. Этому Алису не учили. Это пришло само.

Отредактировано Alice Longbottom (2013-07-29 01:37:38)

Иметь собственный бизнес очень удобно: во-первых, ты сам себе начальник, во-вторых, можешь устраивать себе выходные и отпуск когда угодно, в-третьих, обеденный перерыв можно растянуть на пол дня и некому будет тебя упрекнуть в этом. Жаль только, что на деле в этой жизни всё выходит совсем наоборот: работаешь ты без выходных, отпуск себе позволить не можешь, а вместо обеденного перерыва вынужден тащиться в косой переулок, чтобы докупить парочку зелий, которых зимой вечно не хватает, чтобы отпаивать простуженных клиентов. Но делать нечего – не переселять же их в Мунго по любому мелкому поводу? Да и за их жизнь в госпитале никто не будет им платить.
Расплатившись с аптекарем за все те настойки и травы, которые приобрел, Джеймс вышел из аптеки. Если верить солнцу, радостно сиявшему над головой, времени было около полудня, когда раздался взрыв и воздух наполнился десятками ужасных криков. Хефферли-Найт уже поравнялся с магазином «Всё для квиддича», и тут его ноги приросли к земле, поскольку взору его открылась впечатляющая по своей абсурдности и кровавости картина.
- Morsmordre, - произносит человек футах в тридцати от него, и небо озаряется зелёным светом. Хефферли-Найт невольно вскидывает голову наверх, игнорируя все природные инстинкты, которые убеждают его, что сейчас стоит смотреть куда угодно, но только не в эту сторону. Так и есть. Ужасающе уродливый череп и змея, что выползает из его рта.
«Метка пожирателей смерти?» - очень четкий вопрос первым возникает в его голове. Даже раньше, чем начинает зарождаться чувство страха, вызванное происходящим вокруг. Он видит вспышку света боковым зрением и возвращается с небес на землю. Буквально на его глазах девчушка с огненно-рыжими волосами падает на снег, и из её вспоротого живота на одежду и снег проливается кровь.  Скованный ужасом, Джим наблюдает, как алая роза падает рядом с ней, а человек в черном плаще уже повернулся спиной и направился туда, дальше, где царит хаос и неразбериха. Джимми знает, что должен что-то сделать, как-то остановить его. Рука нашаривает в кармане палочку и достает её, нацеливая точно в спину мужчине, но Хефферли-Найт ничего не произносит.  В два шага мужчина преодолевает расстояние до рыжей и падает перед ней на колени в снег, который начинает медленно таять от соприкосновения с теплой кровью. Отбрасывает розу в сторону прочь, точно ядовитую змею и растерянно смотрит в глаза девушки – они полны паники, она готова молить о помощи, но Джеймс совсем не уверен, что может и готов ей помочь. Он должен немедленно уходить отсюда, если есть хоть какая-то возможность выжить, но её глаза не отпускают его. Джеймс никогда не был храбрым человеком, но слова этой девушки не позволяют ему уйти.
-Отец, - шепчет она, - отец, возьми меня за руку…
И даже не будучи её отцом, как и вообще чьим-либо, он не может просто достать волшебную палочку и трансгрессировать – эти слова не позволяют ему. Что ж, должен же он знать, что эти слова могут стать последними, которые он услышит в этой жизни. Он мысленно перебирает покупки, только что совершенные им в аптеке, и отметает каждую из них за ненадобностью – ничего кровеостанавливающего там не было. Он беспомощен сейчас, совершен беспомощен, ведь он не целитель и не боевой маг. Совершенно ясно для мужчины приходит осознание того, что он всю жизнь посвятил составлению и практике не тех заклятий. Бытовая магия – да кому она может пригодиться в военное время? 
Он поднимает голову, чтобы оглядеться вокруг и попросить о помощи, но все вокруг уже заняты какими-то делами – помогают раненым, борются с пожирателями или спасают свою шкуру.  Джимми ищет хоть кого-нибудь, и когда его взгляд встречается со взглядом зелёных глаз складной брюнетки чуть выше пяти футов роста, он, не задумываясь, кричит:
-Пожалуйста, помогите.
«Пожалуйста, помогите», - слышится отовсюду, но не может же он сказать что-то другое. Не время быть оригинальным, здесь всем нужно только одно – бежать из Косого переулка как можно быстрее, желательно прихватить с собой кого-то из тех, кого еще можно вылечить и спасти.
«Пожалуйста, помогите. Не мне – ей» - он хотел бы произнести эти слова, но не решался, ведь в глубине души понимал, что ему тоже нужна помощь, ведь из защитного он знает только Протего, а такое заклинание вряд ли спасет его от смерти.

Фрэнк направил своё заклинание на совсем молодого Пожирателя. Слишком много юнцов. Неопытных, горячих, не способных думать головой. Их движения резки и просты, они предсказуемы и, что ещё хуже, они слишком много выделываются. Юноша падает, скованный заклятьем по рукам и ногам. Его же и задевает огненное проклятье, вызванное Алекто. Мальчишка мёртв? Нет, только пострадал от ожогов. Впрочем, кажется, огонь успел задеть и Фрэнка. Во всяком случае, воспламенился подол его мантии. Где-то совсем рядом от него раздался взрыв, ослепив яркой вспышкой.
Фрэнк успел совладать только с одним, Алиса, будучи женщиной, пыталась взяться за несколько дел одновременно. Не так удачно, как ей хотелось бы. Заклинания спешили, ударяясь в мельтешащие цели. Выбила палочку у посетителя Флориш и Блоттс, и он предстал совершенно безоружным перед парочкой молодых и безбашенных Пожирателей. Если у него и был шанс на спасение, то лишь самый небольшой, ничтожный. Однако, мисс Лонгботтом удалось почти полностью отвести “Expulso”, направленное на Фрэнка мисс Кэрроу. Заклинание разделилось на части, и большая отправилась в сторону неподготовленных Агнии и Ариадны. Девушки даже не успели понять, какая неведомая сила отбрасывает их назад, впрочем, не причинив действительно серьёзных травм. Мистеру Лонгботтому повезло значительно больше.
Вот только в следующее мгновение Чёрная метка взметнулась над переулком, вселяя в сердца людей ужас одним своим видом: следуя зову крови, мужчина в маске разделили мир на две половины. Огненное проклятье стало преградой, отделившей чету Лонгботтомов друг от друга. Да и Алисе было, на что отвлечься: буквально в полуметре от неё упала без сознания младшая Макмиллан, пострадавшая от внушительной раны в боку. Заклинание юной квиддичистки разоружило её соперника, но волшебник тут же бросился искать палочку, чтобы расправиться с бессознательной жертвой раз и навсегда.
По одну сторону огненной черты оказались Мисс Кэрроу и Фрэнк, за спиной которого уже можно было различить фигуру Макнейра. Аврор почти был окружен в то время, как Алиса осталась с молодым человеком, оглушившим Арью, и не заметила что где-то неподалёку Марлин в одиночку старалась справиться с целой толпой Пожирателей. Её заклятья достигали цели, но наталкиваются на надежные блоки. Наступление сужалось вокруг хит-визарда, а стена огня позади мешала и отступить, и позвать на помощь Вэнс. Облегченный аналог Круцио настиг Пожирателя в летах, и он упал в приступе острой боли, оставив в кольце прислужников Лорда зияющую дыру - мизерный шанс на спасение.

Волшебница, старавшаяся скрыться от пожирателей, оказалась ранена, возможно, что смертельно. И пусть даже она лежала на руках у владельца гостинцы, ей мерещился родитель. Она предчувствовала собственную погибель, и ей было ощутимо страшно. Ещё один взрыв, и огненная стена отрезала от внешнего мира аптеку и магазинчик “Всё для квиддича”. Клич о помощи, который бросил Джимми, могла услышать теперь, разве что Эммелина Вэнс, оставшаяся вместе с ним по эту сторону огня. Через пламя в сторону Хефферли-Найта устремилось заклинание-плеть, мгновением раньше устранившее Арью Макмиллан. Правда, “съеденное” отчасти огненным заклинанием, оно оказалось меньше по силе, но достаточным, чтобы доставить адресату мучения. Следующим неслось разоружающее заклятье, и оно было предназначено уже для Вэнс. Им всё равно почти повезло, ведь на их половине не было видно пожирателей, но это не значит, что их совсем нет. “Империо,” - прошептала фигура, укрывшаяся в узком переулке, и заклинание устремилось прямиком к цели - к Кассандре Гринграсс. “Убей её, убей,” - шептал настойчивый голос в голове, обжигая тело волшебницы острой болью за непослушание. Убей Эммелину Вэнс, Кассандра, тогда не будет больно. Это заклятье заставляет забыть о ребенке, которого Кэсси старалась уберечь. Сейчас её цель была совсем иная и кристально ясная, пусть даже Гринграсс не знала имени своей жертвы, как и не знал его сам заклинатель.

От ярких вспышек заклинаний было трудно различить то, что происходило вокруг. Огромные сугробы на краю тротуара смягчили падение. Эббот и Дрэгой могли уже подумать, что они в безопасности, ведь теперь, кажется, их отделяли от гущи событий не только добрые двадцать метров, которые они пролетели под действием заклятия, но и сугроб, который так удачно оказался у них на пути. Но Фенрир Грейбек не был обычный Пожиратель смерти. Он любил толпу, не подчинялся всеобщему порядку и всегда приходил последним, когда хаос уже начался. Он трансгрессировал в паре шагов от девушек – в плаще и в маске, как и остальные Пожиратели. Губы его расплылись в улыбке, обнажив острые крепкие зубы. Он не любил пользоваться волшебной палочкой, предпочитая нападать на своих жертв без помощи магии. Полнолуние еще не наступило, но он каждой клеточкой своего тела ощущал его приближение. И без волшебной палочки он был крайне опасен – оборотню не нужна никакая магия, ведь он способен убивать и без этого. Даже когда он в человеческом обличье. Он заметил первой Агнию, и бросился на неё.
- Какое нежное и молодое мясо само идёт ко мне в руки, - прорычал он сквозь зубы, отрывая девушку от земли.

Когда они подбираются ближе, то Ариадна видит, ему не помочь. До боли закусывает губы, пытаясь не начать рыдать прямо тут, на холодной земле. Ей страшно, страшно, как и другим людям. И когда Агния закрывает глаза этому мужчине, у которого, наверное, есть семья и дети, ее пробирает крупная дрожь. Подобные зрелища не для впечатлительной Ариадны. Она принимает все близко к сердцу, и ужасно боится кошмаров, которые с каждой ночью становятся ярче.
Но им нельзя мешкать. Возможно, они смогут помочь кому-то другому. У женщины появляется даже желание стать такой же сильной как ее подруга. Появляется желание куда-то бежать, кому-то помогать. И не важно, что она даже не колдомедик, и не важно, что ей самой нужна защита. Она не простит себе, если просто исчезнет с хлопком трансгрессии. Не простит, если сбежит, оставив подругу в полном одиночестве. Они уже куда-то хотят бежать, когда она оборачивается, и видит бегущую Арью. Она хочет что-то крикнуть, она рада, что сестра жива, но вдруг, невидимые плети прикасаются к такой нежной коже, и кровь уже хлещет из бока ее дорогой сестры. Плевать, что в детстве они совершенно не ладили. Это не имеет ровным счетом никакого значения. Ариадна кричит от боли, поразившей в самое сердце. Ее сестра не может умереть вот тут, в холоде на снегу. Она не может оставить ее. Ведь кто будет и дальше дарить племяннице чудесные книги о драконах, кто будет понимать Лорну так, как никто другой не понимает. Сердце уходит куда-то вниз, замирает, не веря в происходящее, и  она уже почти бежит, она уже вскочила на ноги, как ударная волна отбрасывает их с Агнией в сторону.
- Арья, - на выдохе шепчет она, когда холодный воздух парализует легкие.
В глазах потемнело, а в ушах стоит невероятный гул. Все в этом существующем мире преобразилось, и кажется, съежилось до маленькой точки. Маленький, жестокий мир, где нет ничего настоящего. Снег обжигает холодом лицо, и Ариадна притрагиваясь к голове чувствует, как алая кровь остается на ее ладонях. Кажется, она успела сильно удариться, пока летела. Хорошо, что упали они в сугроб, иначе сейчас бы она перестала быть Ариадной, была бы мертва. Мысли беспорядочно крутятся в голове, и кажется, она даже не помнит кто она, и как здесь вообще оказалась. От страха, хочется закрыть глаза, и зарыться в это ненадежное убежище, но она знает, что если останется лежать – замерзнет. Колени трясутся, а палочка, на уровне инстинктов все еще сжата в руке.  “Что с Арьей?” слепо повторяет она, когда зрение и разум возвращается на место. Она не знает, жива ли сестра  и суждено ли им еще встретиться, чтобы сказать так много слов, которые были не сказаны раньше. Ей хочется вскочить, и снова бежать. А легкий пар от мороза бы вылетал изо рта, говоря, что она жива. Что ей еще есть ради чего бороться, что она не слабая, что она справится. Но ее Агния, ее дорогая подруга потеряна. Она больше не чувствует ее руку в своей руке, и с испугом озирается. Взгляд ее, испуганный и потерянный на секунду встречается с взглядом Агнии, и вот, уже через мгновенье, она видит, как кто-то в маске и плаще, хватает ее, поднимает в воздух.
- Н-е-е-е-еееееее-т, - кричит Ариадна в исступлении, потому что она не знает что сделать, - она боится, она ужасно замерзла, но это не главное. Пожиратель Смерти хватает дорогого ей человека, и что-то говорит. Говорит, и Эбботт пытается схватиться как за соломинку за эти слова. Но лучше не слышать. Лучше не слушать все то, что он сказал. Она пытается покрепче схватиться за свою палочку, пытается вспомнить самое простое заклинание, но в голову ничего не приходит. Пульс учащается, казалось бы, до тысячи ударов в секунду, виски сдавливает неведомой болью, и уже не имеет значение, леди ты, или нет. И то, что твоя мантия в крови, и лицо твое тоже, и тонкие колготки разорваны в нескольких местах. Это все мелочи, потому что Агния бьется как обезумевшая пташка в руках этого животного, пытается как-то освободиться из этих опасных когтей. Ариадна видит ее палочку на земле, под ногами этого мужчины, и даже не знает, как поступить. 
Заклинание в голове возникает внезапно.
- Stupefy ! -  кричит Ариадна изо всей силы, чтобы перекричать хоть кого-то, чтобы не дать случиться непоправимому.  Красный луч вырывается из палочки, отчего ее слегка отбрасывает в сторону. Ариадна никогда не использовала боевые заклинания, и даже не уверена, попала ли в своего противника. Но она должна была попытаться, и она будет пытаться дальше.

"Война и ад — не одно и то же.
Война это война, а ад это ад, и первое намного хуже.
В ад попадают грешники, там нет невинных,
на войне таких очень много." ©

Трансгрессируя, он отчетливо рисует в своей голове облик Косого переулка. Того, который привык видеть. С оживленными зеваками, слоняющимися вдоль зачарованных витрин. С его безумным, исключительно магическим духом, где запах выпечки смешивается с запахом аптекарских зелий, а гомон восторженных детей заглушает стук печатных станков, доносящийся летом из открытых окон старой типографии. Он знает, что Косой уже не тот. Война заколотила многие ставни и лишила самого волшебного места в Лондоне былого веселья. Но сознание его отчаянно сопротивляется запоминать этот новый лишенный жизни Косой переулок.
Гидеон искренне любит эту кривую торговую улочку в центре Лондона. Он никогда не ассоциировал ее с первой покупкой школьных принадлежностей, которую так любили идеализировать многие его знакомые. Он бывал здесь и раньше покупки своей волшебной палочки. Он проникся к этому месту гораздо позже, в более сознательном возрасте. Куда больше первых детских восторгов это место навевало ему воспоминания о совсем иной юности. Особенно он почитал Дырявый Котел. Безумное скопище самого разношерстного магического люда. Когда-то за одним из столиков этого незабвенного заведения он в шутку толкал браваду о том, как Министерство допустило тот факт, что именно Котел стал местом первого знакомства детей магглов с магическим миром. Харизматичные завсегдатаи, стойкое амбре, отличное приветствие! Даже на него, не столь далекого от мира магии, произвело когда-то впечатление. Один лишь вид Тома, радостно его поприветствовавшего, чего стоял! Беззубый, рябой, в грязном фартуке. Это теперь он стал своим в доску, после постоянных патрулей Косого переулка, которые часто заканчивались в этом самом кабаке. И завсегдатых тех же он уже поименно знает.
Дырявый котел был теперь для него особым местом в Лондоне. Философским. Он был точкой опоры, на которой держалось равновесие этого, забытого Богом, мира. Пройдет еще много веков, а он все так же будет стоять здесь пропуском из одного мира в другой. Здесь будет работать, непонятно откуда только взявшийся, внук старого Тома и здесь все так же будут собираться самого странного вида маги и ведьмы, каких рисуют только на картинках в маггловских сказках. Это не семейное кафе и не модное заведение, здесь отвратительно готовят, но только здесь есть какой-то необъяснимый шарм настоящего волшебного мира. Юношам здесь не стоит надеяться найти себе компанию очаровательной леди. Искать себе пару на вечер в Дырявом котле не стоит хотя бы потому, что они находят тебя сами. Почтенные старушки, такие, каких рисуют магглы в своих книжках, с крючковатыми носами и когтистыми пальцами. От компании  эксцентричных ведьм слегка за шестьдесят приходится откупаться вежливыми отговорками, комплиментами или крепкими напитками, переварить которые под силу разве что Шотландскому горбатому дракону.
Дырявый Котел и Косой переулок были местом слияния двух миров. Необычайно разных, существующих так близко друг от друга. Это старая легенда о двух мирах. По неписаному закону один всегда не подозревает о другом. Словно сказочная страна за дверью твоего шкафа, жители которой не хотят быть обнаруженными. В таких сказках непременно находятся те, кто охраняет границу - доблестное Министерство, готовое найти всему объяснение, и существа, желающие пробраться в ваш мир, чтобы захватить власть. Или его уничтожить. ..
Он возникает недалеко от Флориш и Блоттс и едва удерживает равновесие, потому что под ногами вместо ожидаемой мостовой оказываются обломки вековых зданий. Взвесь пыли и запах гари ударяют в нос вместо привычных запахов чудной, местной кухни. Крики вместо бойкого гомона детей и всполохи заклятий. Город снова в огне. Он озирается, не зная, куда следовало бы ему метнуться в первую очередь, и быстро находит самое важное в тонкой, словно веточке, блондинке.
- Марли! - слетает с губ против его воли. И что-то в груди с тяжестью груды камней срывается в черную пропасть. Загнанная безликими нелюдями, еще мгновение назад стоявшая на коленях, она тряпичной куклой оседает вниз, пока кровь причудливым алым цветком распускается вокруг ужасной раны. Отбрасывающим заклятьем он сметает одного из выродков, когда другое проклятье ударяет в дюйме от правого его ботинка, взрывая кусок чьей-то стены в щебень. Кто-то не оставил его появление не замеченным. Игнорируя своего охотника, он успевает бросить еще одно заклятье в сторону палачей хрупкой девчонки, прежде, чем все они обернут свои взоры и волшебные палочки на него.

  В воздухе уже чувствуется некая оживленность, хотя привычный домашний пейзаж еще не сменился оживленной улицей, но Чарльз, предвкушая то, что они сейчас вместе со Сьюзен окажутся в практически самом посещаемом магическом переулке страны, уже настроился на постоянный шум где-то со всех сторон. Хотя, с тех пор, как негласно была объявлена холодная война, среди волшебников поубавилось тех, кто желает оглашать улицу своей болтовней и теперь достаточно редко можно услышать смех или даже чей-то громкий разговор. Все стараются сделать вид, будто бы ничего не происходит, однако сами же становятся заложниками собственных иллюзий, подстраиваясь под окружающую действительность. Ведь вариант запереться в домах и забыть обо всем тоже не нравится никому, у людей есть работа, есть все, чем они дорожат, и как бы сердце ни обливалось кровью, когда с утра приходится оставлять свой дом - естественно, защищенным всеми силами, однако все же не лишенный участи быть разрушенным следующим - и отправляться в министерство, приходится делать это для тех, кто еще не опустил голову и не сдался темным временам.
  Крепко сжимая в руке ладонь своей жены, Чарльз представлял себе мысленно Косой переулок, а именно: небольшую развилку между главными улочками, где они могли спокойно бы появиться, никому не причинив неудобств и не привлекая внимания. Последнее время второй критерий был главным в основных перемещениях начальника отдела и его семьи, которую он бы хотел в полном составе изолировать от возможности быть пойманными Пожирателями Смерти. Однако осторожность соблюдали лишь они со Сьюзен, ни о чем остальном Чарльз не имел понятия, и сейчас, проводя большим пальцем по тыльной стороне ладони миссис Боунс, он только крепче сжал руку той, кто любил его несмотря на все произошедшее между ними и оставалась ему верной, ровно как и своей клятве, которую они когда-то давали перед алтарем. Сейчас они выбрались в Косой переулок лишь за тем, чтобы пополнить домашние запасы летучего пороха, а, заодно, если будет такая возможность, Чарльз планировал заглянуть в книжный магазин, памятуя, что там наверняка находилась какая-нибудь полезная для него литература. В общем и целом, делая вид, что не находятся каждый день в смертельной опасности, Чарли и Сьюзен всячески старались радовать друг друга и проводить вместе время. И эта прогулка была одной из тех, которую бы они хотели заполнить исключительно приятными воспоминаниями.
  Еще секунда, и мужчина уже чувствует почву под ногами, слегка пошатнувшись от неожиданного приземления, потому что в следующий миг его барабанных перепонок достигает полный ужаса крик, который несется сквозь толпу, заставляя многих попросту испуганно оборачиваться на источник звука, либо, в стремлении защитить своих близких, пригибаться к земле, расправляя мантии и стараться как можно осторожней покинуть то место, где сейчас внезапно кого-то настигла боль. К сожалению, как можно чаще теперь все происходит именно так, стремление обезопасить свой собственный дом, семью и инстинкт самосохранения порой играет не на руку всем, кроме Пожирателей - находя жертву они могут уже не беспокоиться, что кто-то решится броситься на помощь, забыв о защите тех, кто давно стал дорогим и близким. Заметив впереди какое-то движение, Чарльз резко выглядывает из-за арки, сразу же вернувшись обратно, однако на свое несчастье, привлекает к ним со Сьюзен непонятного вида фигуру в длинном черном плаще. Пожиратель поворачивается на источник трансгрессии и Боунс понимает, что отступать и прятаться уже поздно.
  - Сьюзи! Пригнись! - он хватает жену за руку, уворачиваясь вместе с ней от заклятия и пытаясь закрыть ее своей мантией, заставляет пригнуться, опускаясь и прислоняясь к ближайшим каменным развалинам. Повсюду в переулке уже царит хаос, любимое время Пожирателей, то, когда они чувствуют себя в своей тарелке. Сложно сейчас вообразить, как соориентироваться за одну секунду, однако Чарльз точно знает, что еще пара шагов до них и эта фигура в маске - кто бы то ни был, любой Пожиратель из армии Темного Лорда - он произнесет заклинание, и они не успеют уклониться. Именно поэтому Боунс приходит к выводу - за буквально доли секунды, пока сердце бешено стучит в висках и хорошенько отдается где-то в кончиках пальцев, которые крепко держат тонкое женское запястье, призывая вместе с ним не шевелиться и стараться не привлекать внимания, всеми силами, которые у них только есть. Им придется выбираться из западни, которую они сами себе устроили, однако Чарльз подумает об этом чуть позднее, в тот момент, как только этот Пожиратель прекратит испытывать к ним интерес. Однако действовать нужно в ту же секунду, потому что он слишком много драгоценных мгновений отдал под размышления, и уже нет времени рассуждать, что правильно, а что - нет. Единственное, что сейчас знает Чарльз - он никогда не переступит эту черту закона и никогда не станет жалким подобием тех, кто убивает людей.
  - Protego, - медленно произносит мужчина, сбиваясь с дыхания в ту же секунду, когда его чары отклоняют заклинание Пожирателя. - Impedimenta! - вслед за ним летит еще одно заклинание, попадающее, кажется, точно в цель, поэтому у Боунса есть несколько драгоценных минут для того, чтобы вместе со Сьюзен прислониться спиной к каменной кладке, кое-как сохранившейся в этом переулке и перевести дух, пребывая и далее незамеченными для остальных.
  Медленно выдыхая, Чарли пристально следит, как вокруг мечется толпа и больше не желает обращать внимания ни на кого, кроме той, чье плечо сейчас он чувствует - намертво вцепившись в предплечье женщины, Чарльз пытается осознать для себя, что момент опасности пока что миновал, что вскоре им придется вновь поднимать палочки, однако сейчас он может прижать родного и близкого человека - хотя бы на секунду - к себе и почувствовать ее тепло. То, в чем он стал нуждаться так сильно, как никогда ранее, когда возникла опасность, угрожающая Сьюзен.
  - Ты в порядке? - он скользит взглядом по ее лицу, замечая испуг в глазах и крепко сжимает ее плечо, чувствуя, как крепко прижалась к нему Сьюзен. Мимо пробегают какие-то люди, Боунс точно их знает, однако не успевает разглядеть, в быстром потоке мчащихся хоть одну знакомую черту, кроме тех масок, которые так и мелькают перед глазами и которые он ненавидит всей душой.

И музыка в такт, и движенья легки;
И целую ночь в ожидании флота

  На всем побережье печально горят маяки.

Есть ли в этом мире что-то для таких как ты, священное? Что-то может согреть душу, задеть за живое? Что-то может помочь унять тот неимоверный зуд внутри, ту адскую боль, из-за которой хочется выть в голос, упасть на колени посреди Косого Переулка  и рыдать на взрыв? То, что поможет не кричать от рвущейся внутри боли – вы все виноваты.  Все и во всем. В каждом вашем вздохе, в каждом мгновении вашей жизни.  В вашем дыхании уже заложена ваша вина. Но о чем это ты? О душе? О том, что отобрали у таких, как ты, еще при рождении? О чем-то живом внутри? Разве вы не ходячие куски плоти, которые движутся только благодаря   химическим процессам внутри? Разве мы испытываем боль? Чье-то заклинание смазано проносится вскользь, и так опрометчиво рассекает тебе плечо. Только сдавленное шипение, и ничего больше. Ноль чувств, ноль эмоций. Механическая реакция на механическую боль, и ответная реакция – зеленая вспышка уже находит свою цель. И когда эти глупые смертные поймут, что от заклятия смерти невозможно защищаться? От смерти можно только бежать, только спрятаться и затаить дыхание, но все равно, пробьет час – и зеленоглазая встретит тебя с распростертыми объятьями. Еще один взмах палочки,   дверь соседнего кафе наглухо закрывается, ты видишь, как люди мечутся внутри, что-то кричат, бьют руками по двери, стеклам, а лично тебе смешно. Смешно до боли, они напоминают каких-то насекомых, которых накрыли пустым стаканом, обрекая на медленную смерть, но лишая малейшего понятия о том, что именно их ждет.  Лично ты никогда не любил медленную смерть. Это словно издевательство, но не над людьми. И вот ответ на вопрос, а что же есть священное для тебя, для таких как ты? Смерть. Само воплощение смерти. Тела, падающие рядом от вспышек тебе подобных, предсмертные крики, крики страха, как ода для великой.  Промедление – это не уважение к святой святых. Ты тяжело вздыхаешь, и собираешься с мыслями. Еще одно движение палочки – и здание вспыхивает пламенем. Оглушительный вопль раздирает слух, сколько людей не успело выбраться из горящей ловушки? Скоро от жара лопнут стекла, и может хоть у кого-то окажется шанс выбраться на снег, что бы лопающимися волдырями, обуглившейся кожей прижаться к спасительному холоду, который сможет облегчить мучения. Но, пожалуй, тут стоит проявить хоть каплю милосердия. Вдруг там были дети, а ведь дети – маленькие цветочки жизни. Милые, ни в чем не повинные создание, вынужденные расплачиваться за грехи взрослых. Нет, они не виноваты, они не заслуживают участи быть сожженными заживо. Тебе приходится сосредоточиться, и вспомнить нужное заклятие. Мгновение – и стены здания рушатся, погребая под собой всех посетителей. Ну, это хоть быстрая, но еще не факт что смерть. Двойной шанс, и тебе смешно от этого, глухой смех вырывается из-под маски. Ты больной ублюдок, Уолден, но что хуже всего – ты больной ублюдок, который забыл, что кто-то в этом хаосе и безразборном сраче способен на сопротивление. Тебя спасает лишь чудо, и настолько глупое, что хочется пустить аваду в самого себя. Чье-то заклинание, то ли кого-то из авроров, то ли даже кого-то из своих, подрывает брусчатку и  ты так нелепо спотыкаешься, едва не поцеловав каменную кладку мостовой, но в последний момент, сумев удержать равновесие. И вот тут, в самый ответственный момент, когда ты смог почувствовать себя всемогущим богом, способным, в этой толпе детей, которые мнили себя аврорами,  которые надеялись, что на что-то способны, ты, способен убить практически каждого…
Заклятие проносится буквально в дюйме от тебя, заставляя на миг потемнеть в глазах, то ли от побочного действия, то ли от самовнушения. У тебя перехватывает дыхание, и тебе требуется секунда, чуть дольше мгновения, что бы понять, у кого хватило такой наглости, такого безумства, что бы поднять палочку против тебя. Нет, тебя конечно тоже бесили, все те ублюдки, которые напялили маски, и наделись получить метку, после столь удачного налета на Косой переулок. Как по тебе – они только мешали, портили всю священность этого действа. Массовая паника и не продуманные убийства всех без разбору не наводили ужас и страх, то, что так нужно было его повелителю, не показывали превосходство их над этой серой массой, превращая их в уличное быдло. Они сами раздражали тебя, но такую наглость ты просить не мог. Ты медленно поворачиваешься, уже занося палочку для непростительного, твоей реакции хватило, что бы опередить  любое его заклинание, но вдруг, ты неожиданно понимаешь, кто перед тобой, и как сделать Лонгботтому больнее, чем любое круцио. Маска скрывает ожесточенную ухмылку на твоем лице, и ты чертовски жалеешь об этом. Возможно, аврор бы именно в этот момент осознал, что облажался, как никто другой, попытавшись пойти против самого палача. Ты четко помнишь, где в последний раз в этой суматохе видел его жену, и ему-то ничего не стоит во всеобщей панике трансгрессировать прямо позади нее.  Кто-то из твоей компании уже заносит палочку позади Алисы, которая слишком сосредоточилась на ком-то из остальных пожирателей, но тебе так не хочется отдать твою новую игрушку кому-то другому. Взмах, и молодой пожиратель отлетает в сторону. Подло бить по своим, но что сделать, если они полные кретины. Ты в долю секунды возникаешь за спиной Алисы, ты слышишь чей-то крик ей, что бы она обернулась, но слишком поздно, и ты с силой прижимаешь к ее горлу тонкое лезвие. Ты понимаешь, что не стоит включать в эту игру палочку, так как не сможешь отбиваться от других заклятий, но хвала Темному Лорду, у тебя есть и что-то кроме магии. Ты с силой прижимаешь к себе хрупкую фигурку и тихо шепчешь на ухо:
- Не рыпайся, милая Алиса, мне бы не хотелось перерезать тебе горло раньше времени. Ты осторожно, даже с ноткой нежности, вынимаешь из ее тонких пальцев палочку, и отбрасываешь в сторону, сильнее вжимая лезвие в ее горло, прекращая все попытки сопротивления.  Небрежно отмахиваюсь от еще нескольких заклинаний, ты тихо смеешься, и прижимаешь палочку  к ребрам Алисы.
- А теперь, девочка моя, зови своего мужа. Да так громко, что бы он поверил, что тебе больно.  Очень больно. И для пущей убедительности… Ты прижимаешь ее сильнее к себе, что бы она не вырвалась в судорогах или сама ненароком не напарилась на лезвие,  и тихо, почти на выходе, ловя не то что несказанное удовольствие, испытывая почти физическое возбуждение, произносишь – Crucio!

I’m ready for the fight, and fate,
The sound of iron shocks is stuck in my head,
The thunder of the drums dictates
The rhythm of the falls, the number of deads
The rising of the horns
Глаза у Алисы от боли не закрываются — распахиваются еще больше, только расширенные зрачки уже не фиксируют происходящее вокруг, бессмысленно уставившись в лишь им видимую точку. Порез на щеке, удар заклинания в руку, ожог колена через плотную мантию, все это на секунды выключает картинку, но руки действуют машинально, голос доводит боевые заклятия до цели, и боль словно сворачивается там, на дне синих глаз, чтобы обрушиться со всей силой, когда битва закончится. Это известные правила, и хотя молодые авроры никогда не видели таких больших стычек, внимая только рассказам старших о времени, когда бесчинствовал Гриндевальд (и то не здесь, не в самом сердце Лондона), они не терялись, потому что готовились к этому. Готовились с тех пор, как пришли в аврорат сдавать экзамены, показывая свое умение на никому не нужной дуэли — Темные волшебники нападают сзади, исподтишка, они не встают напротив тебя с гордо поднятой головой и сжатой в руке палочкой. Это было ясно. Это было понятно. И никакая боль не могла помешать выполнить давно выученный алгоритм.

Только вот сегодня все должно было пойти совсем не так. Еще секунду назад было просто слишком много врагов — опасных, сильных, но привычных, и тут среди вспышек заклинаний и криков к горлу Алисы скользит тонкое лезвие, маггловское оружие, и в первый миг это кажется шуткой. Но острый нож прижимается к коже, и кажется, человек за спиной вовсе не намерен шутить. Его руки беззастенчиво скользят по телу Алисы, по порванной в нескольких местах заклинаниями мантии, по отчаянно сжимающей волшебную палочку руке — бесполезной палочке, потому что лезвие было быстрее всех заклинаний; бесполезной руке, потому что она не умела справляться сама по себе. Руки — обнимать, гладить, обводить пальцами… палочка — задерживать, преграждать путь, убивать. Таковы были правила. Таковы были границы. Сегодня правила не считались, а границы размылись. Сегодня боль вырвется из-за заслонов, потому что такую боль ничем не сдержать.

Макнейр шепчет прямо в ее ухо, почти нежно, почти неслышно, но с каждой буквой внутри все холодеет, сжимается в ожидании неизбежного, и робкий голос семилетней девочки внутри просит: «Пожалуйста! Только не это! Только не эта буква! Только не последняя!» Алиса чувствовала боль много раз. Была ноющая, изматывающая, то утихающая, то возобновляющаяся. Была резкая, проникающая, острая вспышка, которая потом постепенно затухала. Была режущая, полосами проходящая по телу, которое застывало в тех позах, которые были неподвластны ей. Но такой боли не было никогда. Каждая клеточка тела была пронзена тончайшей иглой, раскаленной в адском пламени, каждая клеточка была закована льдом, чтобы боль металась внутри, замкнутая в пространстве микрометров, каждая клеточка молила о конце, а синие глаза невидяще смотрели на поле боя и не узнавали даже Фрэнка.

Алиса не слышала приказа Темного лорда, и когда боль отпустила, ее взгляд еще несколько мгновений оставался абсолютно пустым, но потом в сознании стали появляться первые мысли, а дрожащие ноги почувствовали землю, и тело девушки перестало оставаться в вертикальном положении только из-за рук Макнейра, все еще сжимавших ее. Несколько вздохов, и Алиса начинает понимать смысл произносимых высоким голосом слов. Когда Темный лорд обращается к ней, она уже понимает, кто может отдавать приказы Пожирателям смерти и кто может не скрываться под маской. Кривая улыбка на бледном лице ужасает, но времени размышлять нет, и присев, не отводя взгляда от Волдеморта, Алиса поднимает волшебную палочку, и теплое дерево в руке изгоняет последние частицы боли, оставшиеся от Круциатуса.

Не играй с врагом. Не поддавайся на уловки. Не позволяй выбирать за тебя. Они все твердили это в классах аврората, твердили тем упрямее, чем больше были в настоящих схватках, чем больше знали — нет тактики и нет стратегии, есть только первобытное, дикое, ревущее нечто, которое затягивает в себя и отпускает только тогда, когда исчезает само. Уйти нельзя — только умереть. Умереть правильно — вот, в сущности, все, чему могли научить в аврорате, а остальное — лишь способы достижения этой цели; совсем негеройской цели, надо сказать, потому что герои существуют только для тех, кто остается в живых.

— Тогда останови бой на время дуэли. И я буду сражаться, — все не отводит взгляда от Волдеморта Алиса, слегка приподнимает подбородок, сжимает палочку, а потом выпускает из поля зрения это страшное лицо, чтобы увидеть Фрэнка. — Мы, — поправляется она. — Мы будем сражаться.

Огонь. Эмма видела огонь. Он был повсюду. Словно огромной стеной он пробирался от одного края к другому не оставляя шанса пробраться к другой части улицы. Теперь перед собой можно было видеть только ослепляющие вспышки и языки пламени. От магазинчика к магазинчику, от дома к дому – он забирал всё и рушил на своем пути. Вспоминается поговорка о том, что начиная всё с чистого листа, нужно сжечь всё старое  и неудачное. Вероятно, однажды событие сегодняшнего дня войдет в историю, и будет оплакиваться многими людьми, которые потеряли близких родственников и друзей. Похоже, именно таким путем пошли волшебники в масках. Муки и боль других вызывает самоудовлетворение? А может им всё это приносит удовольствие? Чувствовать себя выше всех, контролировать ситуацию, презирать. Вот за что душа так искренне ненавидит пожирателей. Еще раз можно подтвердить для себя одно единственное правило – лучше умереть, чем когда-либо быть во власти таких людей. Если их вообще можно назвать людьми. Такие методы применяют только нелюди. Очень хотелось верить, что в Министерстве уже знают о том, что происходит. Но, а как иначе? Такое наверняка сложно не заметить.
С трудом, но весьма уверено передвигаясь, слегка опирая на стену, передвигается темноволосая девушка. В одной ее руке лежит волшебная палочка, она уже готова вступить в бой, если так сложится судьба. Страх перерос в злость. Пусть в ушах еще звенит, и голова идет кругом, но благодаря внезапной вспышке адреналина появился хоть какой-то стимул не удрать подальше от этой бойни. Ей хотелось преодолеть барьер и достичь разгара битвы, может быть, помочь тем, кто еще жив или ранен. В конце концов, это ее долг. Как по долгу службы, так и моральный. Она уже отошла от стены и завернула за угол, но увидела, что от еще одного взрыва дома полетел обломок и прямо на нее. Эмма инстинктивно отскочила в сторону, жаль, упала т.к. споткнулась об обломок. Из рук выпала палочка и покатилась в сторону. Девушка почувствовала себя неудачницей, а может в очередной раз убедилась, что такой была всегда. Но это не важно. Сейчас главное поскорее найти палочку, так как без нее она остается абсолютно беззащитной в разгар войны. Отвратительное чувство.
Где же она? – единственный на данный момент вопрос, который в очередной раз гулом прозвучал в голове. Она смотрела в ту сторону, куда якобы отлетела ее палочка и наконец-то нашла ее взглядом. Палочка остановилась возле большого обломка. Эмма глубоко вздохнула и уже намеревалась добраться до нее, однако не смогла… Боль, еще более яркая, словно те вспышки, которые были всюду. Даже стиснув зубы уже невозможно было терпеть эту боль, тем более у нее вдобавок уже была повреждена рука. Невольно из глаз побежали слезы, но Вэнс быстро смахнула их рукавом мантии. Этого еще не хватало.
Это ужасное чувство – ее ударили плетью. Какое неуважение. Кто в здравом уме применяет это заклинание?
С трудом совладав собой, девушка подняла глаза на своего противника и увидела вовсе не того, кого ожидала увидеть. Девушка? Но почему… - ответ был очевиден. Кем бы ни была эта волшебница, но ее волю определенно кто-то забрал. Она была неподвластна сама себе. На такое способно только одно заклинание, одно непростительное заклинание. Отрешенный взгляд и пустые глаза. Это определенно оно. Рассчитывать, что у волшебницы хватить силы воли совладать с собой не приходилось. А у Вэнс еще и нечем себя защитить. Как нельзя, кстати, развернулась ситуация. Оставалось лишь действовать как можно быстрее. Собрав всю волю в кулак, она рванула в сторону, где лежала палочка. Одним быстрым движением подняла её и попыталась спрятаться за камень, возле которого та лежала. Девушка-противник решительно направлялась в ее сторону и уже была совсем близко.
Эмма в последние оставшиеся секунды решилась всё же посмотреть на свою левую руку. Сквозь порванную мантию сочилась кровь, а порез растянулся по всему предплечью и задевая ключицу. Отлично, просто отлично. Главное, что не сломана. Нужно было затянуть разорванный рукав потуже, чтобы приостановить кровь. В глазах уже и так были блики, и голова шла кругом, вероятно от потери крови.  Что собственно она и поторопись сделать. Если она выживет придется пойти в больницу.
Эммелина неуверенно шагнула из-за камня, и пока девушка не успела опомниться, произнесла, направляя на нее свою палочку:
- Expelliarmus, - молвила она, вкладывая в заклинание всю злость и смятение. Она оценила собственный голос, который показался ужасно хриплым и низким. Эмми надеялась, что обезоружит волшебницу и не слишком заденет ее саму, не хотелось навредить невинному человеку, но так как руки дрожали, всё вышло не слишком удачно. Оно едва задело, однако, кажется, палочка все же выпала из рук.
- Ictus, - взмахнула она палочка и увидела, как девушку словно толкнули, она упала, попятившись назад. Эмма направилась к ней, держа во всеоружии палочку, готовясь произнести «Stupefy».